Kel

Архаизмы

Моя тихая библиотека... Мой добрый кот..., ты ведь почти что плюшевый и твоя привязанность ко мне тоже плюшевая. Иногда я смотрю фильмы про войну... чтобы тишина хотя бы иногда нарушалась…хоть взрывами. Автобиография долгая. Вот и память играет, витиевато играет, не по правилам, нет бы ублажить старика… А в фильмах взрывы снарядов, развязки отношений, как взрывы; люблю, люблю и равнодушие – выключаешь телевизор и тихо становится:
-- Люблю тебя? –- ...Кому же это, черт возьми?
В моих мыслях царит кутерьма многоточий – так и не знаю, перед кем я виноват, кто виноват передо мной.
Беру телефонную трубку. Можно вместо алло, ответить мяу. Кто-то удивится.
Не успеваю я ничего сказать. В трубке переплетение голосов – так иногда бывает, какая-то поломка на линии. И десять минут, стыдно признаться, слушаю чужие разговоры. Совесть торжествует, меня поймали на зависти. А это грех, между прочим... И чтобы показать, что и на зависть и на дурные предчувствия мне плевать, подхожу к окну и, прижавшись лбом к холодному стеклу, долго вглядываюсь в окна напротив. Ночью все равно, только лампочки видно да елочные гирлянды.

Вы знаете, что математика наука тоскливая? Можно было стать писателем, художником, смотрителем музея, в конце концов! Заказы на мемуары скучать не дадут...

Долго роюсь на полках книжного магазина. Спасибо государственной премии, деньги есть. Легонько щелкаю пальцами по корешкам изданий Великих мира сего, бормочу себе под нос:
–- Господи, какая классическая история...
Покупаю.
Дальше шутливо ругаюсь с дворником у подъезда:
–- Ерофей Сергеевич... Моего кота вот Котофей зовут... похоже. Только он молоко пьет, а не... вашу огненную воду!
–- А ты, Леша, присоединяйся. Сейчас закончу и давай...
Ну, вот, не получилось ругани. Пытаюсь отнекиваться:
–- Инсульт у меня, штука серьезная. Давление, остеохондроз...
Дворник иронии не понимает, он уже забыл про меня –- из тачки мусор пытаются вытащить две наглые вороны. Потом опять поворачивается ко мне:
-– А Зоя-то где твоя, Лешка, а? Чегой-то я... в смысле, постой меняться в лице, рассказывай по порядку!
На самом деле он мой самый лучший друг. У нас уже игра такая –- банальными фразочками и вопросами доводить друг друга до белого каления.
-– Зоюшка далеко... Зорюшка моя в Суздаль уехала к сестре,-– помолчав, добавляю, –- Давно.
–- И что вы не поделили? Кота?
–- Скушно здесь, скушно, уважаемый Ерофей Сергеевич, -– говорю на старинный манер, подражая женскому голосу.
–- Эх, ты, мужчина в самом расцвете сил, в меру упитанный... жену за лисий хвост поймать не мог.
Нужно сделать вид, что обиделся и уйти.
Прихожу домой и предаюсь своим собственным архаизмам. Ложусь на диван и представляю, что на самом то деле я в большой мансарде. Другой век, другой мир. Ногам щекотно от ворса густого ковра. -– Щекотно мне, Зоя Алексеевна... от вашего шушуканья с подругой за моей спиной, –- Стоп! Это не честно. Пусть шушукаются, –- Тише, тише, Кот на крыше... Шипящие согласные -– тихие буквы. Да они и согласны...
Ну, вот я, значит, в мансарде. Где-то далеко поет Визбор. Потом слышаться громкий бас оперного певца, потом... потом играет на рояле женщина. Играет уже в комнате, где-то позади меня. Я не тороплюсь оборачиваться. Вернее, очень боюсь. Я же математик, а не литератор! Красивых слов не знаю. Все-таки оборачиваюсь и подхожу к ней. Патетично произношу:
-– Позвольте, драгоценная, пригласить Вас на танец.
Ее лицо вспыхивает радостью, она встает, но тут же обреченно махает рукой на рояль:
-– Ничего не получиться, не кому аккомпанировать. Простите.
А вот этого в моих архаизмах не было. Это я уже сплю.

Комната была веселая, солнечная. В кресле около телефона, сидела молодая женщина с русыми, очень вьющимися волосами. Вопросительно смотрела на трубку, в которой раздавались длинные гудки. Рядом стояла ее копия, сестра-близняшка.
–- Зоя, что ты хочешь… Сейчас день, он наверное ушел куда-то.
-– В такое время он дома, что-то случилось. Я обязана...
-– Ничего ты ему не обязана. Теперь ты живешь тут!
-– Не знаю. Мне жалко и себя и его... Лешка же не виноват, что мне не удалось выцарапать его у его же одиночества... -– помолчала, –- Скушно мне стало, видишь ли. А скука и такое одиночество –- вещи не разделимые! Так и сказала.
-– Так и сказала? -– эхом повторила сестра, -– Но, может быть, он просто заснул, а?
–- Позвоню попозже.

Дворник около подъезда сгребал снег. Ерофей Сергеевич мурлыкал себе под нос песенки собственного сочинения и сгребал снег. Кто-то тронул его за рукав, окликнув по имени, перед ним стоял высокий молодой человек с чемоданом в одной руке. У молодого человека было довольно неприятное, на взгляд Ерофея Сергеевича лицо, мало того молодой человек был подстрижен под одного певца из группы The Beetles, дворник не помнил их по именам. Но плакат The Beetles висел дома на стене, а музыка не давала спокойно жить.
-– Э..э..э. Слушаю вас, молодой человек?
-– Ерофей Сергеевич, да? Я вас узнал. Не подскажете, Алексей Григорьевич дома? Я к нему за книгами приехал, ну и вообще... –- Дома, дома, мой мальчик! -– Ерофей Сергеевич засуетился, –- Вот идите в подъезд. Лифта, правда, нет, но вы быстро поднимитесь... Я вот сколько раз поднимался... -– Спасибо, -– парень почему-то вздохнул, -– Вы понимаете, я его племянник. А про вас он мне писал. Я к нему третий раз приезжаю, и каждый раз приходиться придумывать предлоги, чтобы уехать, не хочет отпускать. У меня через два дня поезд. Вы не могли бы занести завтра вечером к нам телеграмму, в ней сообщается, что мне надо обратно. Я вам заплачу! -– И он вложил в руку оторопевшему дворнику помятую телеграмму и пятьдесят рублей, -– Только не говорите ему. А то обидится, -– он осторожно вошел в подъезд, словно боялся, что дверь за ним захлопнется навсегда.
–- Не скажу, –- бормотал дворник, -– Куда ж мне. Сказку человеку портить, –- он, не став гнать ворон от тачки с мусором, устало сел на лавочку и стал курить свой любимый табак, от которого слегка щипало в горле.

Зоя позвонила вечером того же дня. На этот раз ей пришлось пережить только пять длинных гудков, после чего родной голос звонко и весело ответил:
-– Мяу?
Она выронила трубку, в отчаяние обхватила себя руками за плечи:
– Так я и знала, что этим кончится. Он сошел с ума!