Ты можешь не ездить со мной, сказал Константин. Дай мне машину, я сам справлюсь. Чтобы ты и ее разбил, хмуро сказал Эско. Нет, поедем вместе. А ведь ты хочешь шефу на стол статью положить, догадался Константин. Чтобы он тебя похвалил и выделил. За твою смелость и самостоятельность: на свой риск в закрытый район проник, все увидел, все понял, обо всем рассказал. Ладно, мне дела до твоих карьерных интересов нет, я из вашей газеты ушел... Ну и дурак, что ушел, перебил Эско. Ну, уж это мне решать, огрызнулся Константин. А ты с Департаментом лучше не ссорься. Или ты рассчитываешь под псевдонимом статью опубликовать? Как там у тебя псевдоним -- Алеша Руленов? Рулезов, сказал Эско. Да все равно, махнул рукой Константин. Ты надеешься, что твой разлюбезный шеф не сообщит Департаменту, кто под псевдонимом скрывается. А он свою шкуру подставлять не будет, ему тираж, конечно, дорог, но шкура все же дороже. А за несанкционированное проникновение в закрытый район... Да хватит тебе, вновь перебил Эско. Никакую статью я писать не собираюсь, мне просто интересно. После твоих рассказов любопытство грызет, понимаешь, Костя? Ну-ну, сказал Константин недоверчиво, так я тебе и поверил. Заводи машину, ехать пора, темнеет.
Они выбрались из города. Эско молча вел машину, Константин разложил на коленях карту и водил по ней указательным пальцем. По тридцать восьмому мы не поедем, сказал после раздумья. Там пост в открытом месте стоит, не объедешь, заметят. Тут вот проселочная дорожка вроде есть, если карте доверять, на ней пост, конечно, тоже имеется, но вокруг вроде лес, можно попробовать.
У меня не бронетранспортер, возразил Эско. По лесу не проедем.
Значит, оставим машину и пешком пойдем, решительно сказал Константин. По тридцать восьмому до электростанции километров десять, мы немного в стороне окажемся, пару-тройку километров накинуть надо. Все равно, довольно близко, дойдем.
Ты же говорил, что ночью там ходить не стоит, возразил Эско.
Мало ли, что я говорил. Мне советовали ночью не ходить. Советовали, но не запрещали. Разница есть.
Есть, согласился Эско. Только советовал тебе ребенок, который ничего не понимает в таких делах. Там же радиационный фон...
Да нет там радиации, сердито сказал Константин. А этот ребенок побольше нашего об Острове знает.
А ты измерял фон, спросил Эско. Нет? Тогда и не говори, в чем не уверен. И что это за странное название -- "Остров". В каком океане этот остров? Сам посуди, ответил Константин. Рядом второй после столицы город, всего-то пятнадцать километров. Три маленьких городка, в одном из которых летняя резиденция премьера. Частные владения, дачи. А рядом от всего этого, рукой подать, - закрытая охраняемая территория в сорок миль диаметром. Туда вроде пропускают по специальному разрешению Департамента, причем пропускают, заметь, даже журналистов. А толком ничего не известно. Слухи бродят ужасные: мутанты какие-то, люди-звери... Чушь!
Чушь, согласился Эско. Но зачем мы туда лезем тогда? Да еще и без разрешения, которое легко получить.
Я не говорил, что легко, ответил Константин. Я говорил, что можно.

Да, это хороший вопрос, подумал Константин. Зачем? Эско за материалом для сенсационной статьи, что бы он ни говорил. А я... Мне просто хочется увидеть тех, кого я там встретил. Ольгу, Ника. Запали в душу. Чем-то они очень отличаются от всех, кого я встречал в городе. Ольга. Красивая женщина. Почему-то мне сильнее запомнился ее портрет. Строгое платье, элегантное украшение на шее. Я люблю свою Ирэну... давно пора сделать ей предложение... люблю, но... увидеть Ольгу мне очень хочется. И Ника. Неулыбчивого Николая в разодранных кроссовках. Тогда он довел меня до шоссе. Может быть, еще и встретимся, сказал я. Ник молча кивнул: "все может быть". Развернулся и пошел обратно к электростанции, задевая накинутым капюшоном низкие ветви. А я пошел к посту, договариваться о тягаче, объясняться с низкорослым лейтенантом. И, конечно, угодил под дождь. С утра было тихо, прохладно и пасмурно. А на шоссе меня вновь настиг сильный ливень. Я вновь промок до нитки, пока добрался до поста. А потом мы с лейтенантом и злым сержантом в плащ-палатке цепляли перевернутую машину, ставили ее на колеса, собирали разбросанные по мокрому асфальту обломки решетки радиатора, тянули изуродованную колымагу до поста. Там она и стоит до сих пор, я так и не собрался нанять трейлер и привезти ее в город. Да и зачем? После разноса шефа за сорванную поездку я все равно в этой редакции оставаться не мог. Что-то надорвалось во мне, стали смешны и нелепы редакторская суета и погоня за лишней строчкой. Из газеты я ушел, а вот что дальше...

Эско затормозил у съезда на грунтовую дорогу. Они еще раз внимательно изучили карту. Выходило, что через три километра нужно оставлять машину и идти пешком, в обход заставы. Ехать через лес Эско наотрез отказался. У меня не бронетранспортер, еще раз повторил он. Константин не спорил.
Они загнали пикап Эско под широкий куст, прикрыли ветками. Взяли рюкзаки, переоделись в длинные тяжелые плащи. Эско вынул из кармана плоскую стеклянную бутылку, поднес ко рту.
-- Ты и здесь без этого не можешь, -- недовольно сказал Константин.
-- А у меня сегодня выходной, -- возразил Эско.
-- Ну вот и пил бы дома в свой выходной.
-- Дома нельзя, -- грустно сказал Эско. -- Дома жена.
Константин удивленно посмотрел на него. Вот ведь... человек пилотом был, самолеты водил, это же сколько умения и ответственности... а жены боится, как школяр мамаши.
-- Не усердствуй. Пост пройдем, тогда отдыхай... раз уж у тебя выходной. Давай рюкзак пока твой подержу, спрячь бутылку.
-- С удовольствием, -- невпопад ответил Эско.
Они по широкой дуге обогнули пост. Особенно не прячась -- все равно в наступающей темноте их никто бы не заметил -- пересекли широкую поляну, заросшую отцветшими одуванчиками. И наткнулись на заграждение из колючей проволоки, натянутой между высокими, выше человека, деревянными столбами. Эско хмыкнул.
-- А что ты хотел, -- зло сказал Константин. Он не ожидал ограждения. -- Перелезем как-нибудь.
Они пошли вдоль колючего забора. Нашли криво стоящий столб. Эско подергал его рукой. Столб качался. Они ухватились вдвоем и стали раскачивать его из стороны в сторону. Посопротивлявшись, столб сдался, упал в высокую траву. Константин вытер руки (все же поцарапался, из ссадины на тыльной стороне ладони выкатились несколько капелек крови), Эско с облегчением приложился к своей бутылочке, и они перебрались на ту сторону забора. Осмотрелись. Лес здесь был не густой, но темнота позднего вечера окутывала его плотно, скрывала стволы деревьев и лишь сквозь ветви над головой просвечивали звезды. Константин поправил на спине рюкзак и двинулся вперед, вытянув перед собой руку, чтобы не напороться на на невидимые в темноте сучья. Эско последовал за ним.
- Не уверен, что ночью смогу отыскать электростанцию, - честно сказал Константин через некоторое время. - Надо бы на шоссе выйти, там проще будет.
Эско не ответил. Возможно, он доверился Константину, но вероятнее просто наслаждался своим выходным и электростанция его пока заботила мало. А что, если я выбрал не того попутчика, подумал Константин. Он оглянулся на Эско. Тот чуть отстал и сейчас стоял, подняв лицо к небу. Константин окликнул его. Эско раздраженно махнул рукой.
-- Вертолет, - сказал он.
Константин прислушался. Где-то далеко действительно стрекотал двигатель.
-- Приближается? -- зачем-то шепотом спросил Константин.
-- Кажется, да.
-- Может быть, нашли машину.
-- Может быть...
-- Ночью в лесу они нас с вертолета не найдут. Только если по земле, с собаками.
Еско не ответил. Тогда Константин спросил, сам не зная, зачем.
-- Послушай, а почему у тебя фамилия такая странная. Финская какая-то. Тентунен. Ты разве финн?
-- Нет, -- ответил Эско. -- Мой отец калмык был.
-- А мать?
-- А мать русская.
-- Тогда почему...
-- А я откуда знаю, -- сердито сказал Эско. -- Тихо. Кажется, сюда летит.
Шум вертолета и впрямь стал ближе. Константин непроизвольно нагнул голову.
-- Ты рассказывал про женщину. Там, на электростанции... - начал Эско.
-- Допустим, -- настороженно отозвался Константин.
-- Как ты думаешь, она не замужем?
-- Конечно, замужем. А что?
-- Ничего. Красивая, наверное?
-- Очень красивая. Высокая, стройная, темные волосы ложатся на плечи гладкими прядями, а глаза черные, как бездна.
-- Еврейка, -- вздохнул Эско.
Константин смутился.
-- Почему же именно еврейка? -- спросил он. Эско не ответил. Треск вертолета стал совсем близок. Они поспешно присели под высокой сосной, Эско набросил капюшон и жестом показал Константину, что нужно сделать то же самое. Константин торопливо повиновался.
Вертолет прошел почти над ними, светя красными огнями на фюзеляже. Разрывая лопастями темноту, он стремительно удалялся вглубь Острова.
-- А почему мы решили, что они нас ищут? - спросил Константин.
Лицо Эско было совсем близко, и Константин понимал, что бывший летчик смотрит на него, но увидеть его глаза не мог. А ведь он совершенно не боится, понял Константин. Ему же это просто довесок к плоской бутылочке, ему это просто ВЫХОДНОЙ. Он наслаждается всем, что происходит с ними в ночном лесу Острова. Как мало я знаю об Эско, подумал Константин. Когда-то летчик, а теперь посредственный журналист, панически боящийся собственной жены. Отец двоих детей, работяга и тихий пьяница. Почему я выбрал в попутчики его? А кого же еще, насмешливо и грустно отозвался кто-то внутри Константина. Ну кого? У тебя так много друзей? Или ты мог позвать с собой Ирэну? Она прекрасная подруга, возможно, твоя будущая жена, но... Да, идти сквозь страшный ночной лес к давным-давно опустевшей электростанции она откажется. А вот Ольга... впрочем, это здесь ни при чем.
Шум вертолета стих, они выбрались из-под дерева и зашагали дальше. В лесу было тихо, лишь шелестели ветви под слабым ветерком, и изредка трескались под подошвой сухие ветки. Спустя час они Константин вывел их на шоссе, и к двум пополуночи они подошли к пустому зданию электростанции.

-- Вот здесь, - шепотом сказал Константин.
Эско зажег спичку. В зыбком свете Константин успел рассмотреть, что вход в комнату по-прежнему прикрывает большой деревянный щит. Так и не поставили дверь, подумал он. Надо помочь Нику, принести из деревни нормальную дверь, навесить ее, можно и замок поставить. От кого здесь запираться, усмехнулся он, отодвигая щит в сторону.
В комнате было темно. Эско чиркнул новой спичкой. Как и раньше - стол, круглая железная печка, трубчатая кровать. И -- никого. А что я хотел, с неожиданно сильной печалью подумал Константин. Они здесь постоянно жить не могут. Он забрал у Эско коробок, прошел к стене, осветил карандашные портреты, выглянул в окно. Там, как и раньше, было заросшее высокой травой поле, но сегодня над ним ничего не светилось. Разве что горели в вышине звезды, но их можно было увидеть, не покидая города.
-- Давай спать, -- сказал Константин. -- Утро вечера, как известно...
-- А где же твои островитяне?
-- Пока не знаю.
Островитяне появились утром. Вернее, островитянин -- высокий, худой, с длинными перепутанными волосами, -- он был одет в синий тренировочный костюм, немного ему великоватый. Он вышел из пролома в бетонном заборе, держа под мышкой двуручную пилу. Эско сидел на деревянном чурбане у входа в дом, курил утреннюю сигарету (они с Константином только что позавтракали консервами, купленными накануне в городе). Они заметили друг друга одновременно. Эско привстал, окликнул Константина. Мужчина с пилой на секунду сбил шаг, приглядываясь к незнакомцам. Вышедший на оклик Константин громко сказал:
-- Здравствуйте!
Мужчина подошел ближе, остановился в нескольких шагах от них, опустил на землю свою пилу.
-- Что вы здесь делаете? -- недружелюбно спросил он.
-- Может быть, вам Ольга и Ник рассказывали обо мне, -- сказал Константин. -- Недавно я ночевал в этом доме. Меня мальчик привел, был сильный дождь, понимаете ли, и мне некуда было деваться.
-- Журналист... Это вы разбили машину на шоссе?
-- Да. Только теперь я уже не журналист.
-- Послушайте, журналист, -- сердито сказал мужчина, словно не расслышав слов Константина, -- зачем вы сюда снова пришли? Вас разве приглашали?
-- На Острове только по приглашению можно появляться? - встрял Эско.
-- На каком еще острове?
Эско, ехидно улыбнувшись, взглянул на Константина.
-- А разве эти места не называют Островом?
-- Кто как хочет, тот так и называет, -- ответил мужчина. -- И какие, собственно, места вы имеете в виду?
-- Мы можем уйти, -- сказал Константин. -- Я просто хотел повидать Ольгу и ее сына. Поблагодарить еще раз за гостеприимство.
-- Я им передам ваши благодарности, -- сказал мужчина. Поднял пилу и, обогнув Константина, вошел в дом. Но через минуту появился вновь. -- Вы, что же, ночевали здесь?
-- Извините, -- ответил Константин.
Эско вынул из кармана пачку сигарет, протянул мужчине. Тот отрицательно покачал головой.
-- Знаете, журналист, если бы я пришел в ваш дом без спросу, переночевал бы в нем, как бы вы меня назвали?
-- Извините, -- еще раз сказал Константин.
-- Наглецом, несомненно. Возможно, стали бы звонить в полицию. Вы понимаете?
-- Мне упасть на колени и так просить у вас прощения?
Эско спрятал сигареты и примирительно сказал:
-- Он же извинился. Мы сейчас уйдем, и больше никогда не посягнем на ваше жилище, уж поверьте.
Мужчина молча ушел в дом, вынес их рюкзаки и плащи.
-- Всего хорошего, - сказал он и окончательно скрылся в темном коридоре.
Улыбаясь, Эско помог Константину надеть рюкзак. Потом, насвистывая, двинулся к забору. Болван, подумал Константин. Чему радуется? Обругали, как напроказивших пятиклассников.
Он двинулся вслед за бывшим коллегой. Но тут все из той же дыры в бетонной обшарпанной стенке выскочил Ник. Сегодня он был не в запомнившемся Константину дождивечке, а в светло серой рубашке, и вместо кроссовок (совсем, должно быть, разорвались, подумал Константин) -- сандалии на босу ногу. А джинсы были все те же: жеванные и грязноватые ниже колен.
Константин поспешил ему навстречу. Обогнал Эско, продолжающего безмятежно улыбаться, бросил на траву рюкзак и весело сказал:
-- Здравствуй, Николай.
Мальчик остановился.
-- Ник, -- коротко сказал он.
-- Да, Ник лучше, - согласился Константин. -- А нас только что выгнали.
-- Кто выгнал? - удивился Ник.
-- Да вот, перед тобой пришел. С пилой.
-- А-а... Это господин Романов, мамин муж.
-- Прямо-таки и господин? - насмешливо спросил Эско.
Ник очень серьезно посмотрел на бывшего пилота.
-- Да. Господин Романов. Александр Владимирович.
-- Какой-то грубиян твой Александр Владимирович, -- ответствовал Эско с все той же дурацкой улыбкой.
-- Прекрати! -- шепнул ему Константин.
-- А он и не мой, а мамин, -- сказал Ник. -- А вообще он не грубиян, он это... референт. В институте работал.
Эско в очередной раз улыбнулся.

Ольга сегодня была в платье. Конечно, не таком нарядном, как на рисунке (интересно, кто же автор, подумал Константин; не Александр же Владимирович, господин Романов), но очень привлекательном, длинною чуть ниже колен, из простого ситца. Почему-то Константину вспомнились послевоенные девушки из старых фильмов, вот так же просто одетые, но веселые, открытые, душевно чистые, что ли. Она со смехом выслушала рассказ Константина о приеме, устроенном им ее мужем. -- Все-таки это мой дом, -- оправдывался Романов. -- Каждый человек имеет право на жилье. Причем, жилье неприкосновенно, вы не можете просто так вот взять и войти без спросу. Другое дело, если между нами была бы хотя бы устная договоренность. А несанкционированное проникновение...
-- Да перестань, Саша, -- сказала ему Ольга. -- Ну, какой это твой дом. Твой дом в городе, а на эту развалюху у тебя и бумаг-то никаких нет.
-- Тем не менее, -- упортвовал Романов. -- Юридически, конечно, я ничем потвердить свое право не могу. Но я чувствую, что я прав. Возможно, я и пал жертвой ложных... э-э... устоев общества, но нас так воспитывали: дом, где ты живешь -- это твой дом. А я здесь, бесспорно, живу, ведь так, Оля? Значит, могу выгнать любых непрошенных гостей.
-- А кому в самом деле принадлежат здания? -- спросил Эско.
-- Видимо, Департаменту.
-- Вы что же, здесь действительно живете? Круглый год.
-- Ну... э-э... с одной стороны, конечно, живу. Хотя абсолютно однозначно утверждать этого я бы все же не стал. Зимой здесь
достаточно холодно, и плохо с водой, и тяжело добираться до города. Но с другой стороны, бываю в этом доме часто. Именно поэтому
могу утверждать, что живу в нем.
-- Он в городе живет, -- тихо сказал Ник. -- На работу отсюда далеко ездить.
-- То есть -- ходить? -- уточнил Константин.
-- Все вы хотите знать, журналист, -- с упреком сказал Александр Владимирович. -- Конечно же, ездить, ходить пешком в город отсюда чрезмерно далеко, вам не кажется? Ведь так, Оля? Даже ездить неудобно, автобус ходит редко, нерегулярно, а зимой и вовсе порой не дождешься. Я уже несколько раз пытался обращаться к администрации, но пока нет проку. Но я своего добьесь, Оля, ты же знаешь, я в... э-э... без мыла пролезу.
-- Автобус... -- недоуменно сказал Константин. - Сюда ходит автобус? А как же Департамент, там разве не запрещают?
-- А это Департаметский автобус, -- с улыбкой объяснила Ольга. -- Вы в городе очень мало знаете об этих местах.
-- Об Острове, -- упрямым голосом сказал Ник.
Господин Романов отрицательно помычал, прочистил горло кашлем и сказал:
- Мне совершенно это название не нравится, Николай. При чем здесь остров? Из курса географии ты, несомненно, помнишь, что островом называется часть суши... э-э... in the water. То есть, в воде, окруженная водой. Здесь, конечно, есть вода, но точно так же, на основании того, что кое-где здесь растут яблоки, мы можем назвать это место яблочным садом.
Эско громко рассмеялся. Константин с досадой посмотрел на него. Его чрезвычайно забавляет все происходящее, подумал он. Но оказалось, что смеялся Эско совсем по другому поводу.
-- Я только что вспомнил, -- сказал бывший пилот, -- что когда готовил материал по городскому автобусному парку, так и не смог разузнать маршрут автобуса 113. Очень тогда удивлялся, звонил диспетчеру, потом директору парка. Оба сказали, что маршрут этот закрыт. А по их же отчетам выходило, что на линии работают два автобуса.
-- Да, - потвердил Романов. -- Эта линия оплачивается Департаментом.
-- Доставляют своих сотрудников?
-- И сотрудников, и местных жителей. За восемь крон в оба конца.
-- Каких жителей? Район же закрыт для гражданского населения.
-- Закрыт-то закрыт, -- сказала Ольга, -- а людей куда деть? Вот и возят в город за продуктами и на работу.
Они сидели в комнате, кто на чем: Ольга с сыном на кровати, Александр Владимирович на стуле, Эско на деревянном чурбачке, принесенным со двора, а Константин просто на полу. Ник во время всего разговора постоянно поглядывал в окно. Сейчас он быстро встал, подался ближе к распахнутой по случаю теплого дня раме.
-- Смотрите! -- воскликнул он, вытянув руку. -- Летят.
Все повскакивали с мест, гурьбой придвинулись к окну. Над затерянными в шевелящейся траве ржавыми металлическими скелетами брошенных механизмов висели метрах в десяти от земли три ярко желтых пузыря, похожих одновременно на сморщенные дыни и на потерявшие яркость солнца из далеких галактик.
-- Это еще что? -- сипловато прошептал Эско.
Шары мягко опустились на траву, утратили форму, словно из них вышел воздух, и остались лежать желтыми пятнами на зеленом ворсе поля. Ник дернулся выскочить в окно, но Александр Владимирович поймал его за подол рубашки.
-- Подожди, Николай. Надо разобраться, что это за явление.
-- Да ничего не явление, -- ответил, вырываясь, Ник, -- это просто мягкие клубни.
-- Мягкие клубни, -- с сомнением повторил Эско.
-- Да, -- отчаянно крикнул мальчик. -- Отпустите, дядя Саша, надо скорей, а то они исчезнут... ну вот...
Желтые пятна стремительно потеряли яркость, от них в сторону окна ощутимо потянул прохладный ветер и через мгновение на поле остались, как и прежде, лишь ржавые железяки в окружении высоких трав.
-- Мягкие клу-убни, -- протянул Эско и в очередной раз громко рассмеялся.
Они вышли из дома, Эско с господином Романовым отправились изучать место посадки шаров, а Константин отозвал Ника в сторонку и учинил ему короткий допрос.
-- Ты раньше видел такое?
Ник отрицательно замотал головой.
-- А знал, что они исчезнут. Откуда, Ник?
-- Я сам не видел, мне пацан один рассказывал. Он их видел.
- Один пацан... - задумчиво повторил Константин. - Один пацан на свете жил, красивый и отважный. Но он игрушкой детской был, ведь был пацан бумажный...
Ник удивленно смотрел на Константина.
-- Почему бумажный? - спросил он.
Константин встряхнулся. Улыбнулся, провел ладонью по каштановым волосам Ника.
-- Да я так, просто вспомнилось. Друг твой?
-- Знакомый, -- Ник пожал плечом. -- Ну, мы иногда с ним лазаем здесь, по разным местам. Он про клубни мне рассказывал, и еще про всякое...
-- Про Остров, -- понимающе сказал Константин.
-- Угу... А его самого зовут Саранж. Редкое имя, правда?
Ответить Константин не успел.
-- Журналист, -- громко позвал его Александр Владимирович, -- идите сюда.
Константин еще раз взлохматил волосы Нику и пошел на зов господина Романова. Тот ощупывал пальцами покрытую ржой квадратную балку, наполовину скрытую травой.
-- Что вы об этом думаете? -- спросил он одновременно у Константина и Эско.
-- О чем именно? -- не понял Константин.
-- Вот об этих желтых шарах, о чем же еще.
-- О мягких клубнях, - с улыбкой добавил Эско.
-- Ничего не думаю. Даже затрудняюсь что-либо предположить.
-- Не понимаю, -- раздраженно сказал Романов. -- В вас не проснулось любопытство? Мы только что столкнулись с явлением, которое совершенно не вписывается ни в какие физические законы... э-э... Вот, у меня в детстве был такой случай. Пошли мы с друзьями на рыбалку. А это было на даче. Засиделись, сами понимаете, до темноты, а возвращаться около пяти километров. Дома, конечно, взбучка ждет за позднее возвращение. И вот мы смотали удочки...
-- Извините, -- перебил Эско. -- Нам с Костей уже пора возвращаться.
Разве пора, удивленно подумал Константин. Да, конечно, Эско беспокоится об оставленной машине. кроме того, его выходной подходит к концу, завтра его ему надо в редакцию. Что ж, пожалуй, действительно пора.
Ты нашел, что искал, спросил Константин сам себя. Ведь ты возвращался сюда не просто так? Тебе казалось, что на безлюдных просторах Острова ты вновь встретишь что-то, чему и сам боишься (и вряд ли можешь!) дать название. Не нашел, ответил себе Константин. Но я хочу вернуться сюда вновь.
-- Да, -- сказал он вслух. -- Простите нас, господин референт. -- Нам действительно пора.
Сзади его тронул за плечо Ник. Константин обернулся. Мальчик держал в сложенных лодочкой ладошках горсть брусники.
-- Возьмите, -- сказал он Константину. -- Это вам.

Узкая тропа вывела их к шоссе. Солнце садилось, резкие тени царапали Константину лицо. Он шел позади Эско и изредка украдкой оглядывался. Сам не зная, зачем. Ждал, что их догонит... кто? Ольга? Ник? господин референт?...
Электростанция уже скрылась из виду, грустный пейзаж пробуждал ощущение одиночества и щемящей печали: жалкие березки и чахлые прозрачные кусты обступали выщербленный асфальт шоссе. По пыльной обочине ветром гнало сухой сор. Впереди маячила прямая твердая спина Эско с пустым обвисшим рюкзаком на ней. Бывший пилот торопился. От самой электростанции он не произнес не слова и ни разу не улыбнулся. Все его дневное веселье исчезло, в походке и размашистых движениях рук появилась целеустремленность, словно Эско шел к невидимой никому, кроме него, цели, достигнуть которой было задачей всей его жизни. Что я, в сущности, знаю об этом человеке, вновь подумал Константин. Пилот малой авиации, средних возможностей журналист, скептик, отец двоих детей, скованный семьей и личными страхами, любитель крепенького в плоских маленьких бутылочках. Что может сделать его счастливым, интересно? Один большой выходной, протяженностью в полгода? Внезапный успех, хорошая карьера? Отчего он ушел из авиации, я даже этого не знаю. Спрашивать как-то неловко. Попал в газету, говорят, кто-то рекомендовал шефу, как исполнительного и честного.
-- Эско! -- окликнул Константин. -- Ты давно в газете?
-- Три года, -- не оборачиваясь, сказал тот.
-- А до этого с журналистикой был связан?
-- Отчасти.
От других вопросов Константин воздержался. Какое мне дело, решил он. Ускорил шаг, взглянул вдоль шоссе. И неожиданно для себя заговорил:
-- А я стал учиться на журналистком после смерти одного мальчика. У моей матери был двоюродный брат, моложе ее на несколько лет. Мы жили рядом, в соседних домах. Андрюшка рос на моих глазах. Мы вместе ездили в столицу, я как раз закончил школу тогда, а он перешел в третий класс. В общем, дружили семьями, хотя бывало, что встречались редко, раз в месяц. Андрей для меня был... ну, почти как брат. Разница в возрасте, конечно. Его мальчишеские интересы были часто казались мне смешными. Понимаешь, юность, девушки, свидания, вступительные экзамены... я поступал в машиностроительный, всегда любил технику. А мальчишка... ну, зачем он был мне? Но иногда меня просили присмотреть за Андрюшкой: то его родители, то мои, когда они вместе собирались на вечерний сеанс. Бывало, приходилось отказываться от встреч с друзьями... я сердился, отнекивался... а потом не жалел о проведенном вечере. Он был славный мальчик, спокойный. Хвастался передо мной своими кляссерами... - Константин улыбнулся, - он очень увлекался марками. Несколько раз, когда выпадала теплая погода, мы ездили купаться. Знаешь, отчего-то сильно запомнилась вот такая картинка: чуть заметная рябь на море, заходящее солнце освещает нагретые за день валуны, мелкие волны выкатываются на гальку пустынного пляжа - впрочем, это даже не пляж был, так, закуток, между каменистыми обрывами, - а на одном из камней сидит, подтянув колени к подбородку, мальчишка и смотрит в сторону заката.
Константин чуть помолчал, вытер попавшую в глаз соринку. Эско не оборачивался, шагал по-прежнему быстро. Константин продолжил:
- Совсем простая картинка, а надо же, как запомнилась. Даже несколько оранжевых пятен на боку камня запомнились, рядом с Андрюшкиной ногой... Потом мальчик стал быстро взрослеть, как-то за год почти меня догнал по росту. Уже подростковые интересы появились, девочки там, первые сигареты. А через полгода после своего пятнадцатилетия вдруг заболел. Рак. И до шестнадцати уже не дожил, умер.
А альбом его с марками у меня дома долго лежал. И каждый раз, когда этот синий альбом мне на глаза попадался, чувство у меня было какое-то... словно я обещал Андрюшке продолжить пополнять коллекцию, а обещания не сдержал. Все время хотелось пойти купить несколько новых марок, пусть даже не очень редких, совсем простых, дешевых. Один раз не выдержал, отправился в клуб филателистов. Выбрал серию, "Парусники Отечества" называлась. Принес домой, открыл альбом, хотел вложить эти чертовы марки, и не смог. Если бы можно было их Андрюшке подарить, а так...
Через месяц подал документы на журналисткий факультет. Глупый был совсем, - Константин усмехнулся, - думал, буду вот о таких пацанах писать, может быть и помочь кому смогу. В педагогический побоялся, это призвание нужно, медик из меня тоже вряд ли бы получился. Рассчитывал, что стану словом, строкой, так сказать...
Константин замолчал. Спустя минуту Эско, не оборачиваясь, то ли спросил, то ли просто сказал:
-- А чего ж из газеты ушел сейчас...
-- Понял, что толку мало, - сознался Константин. -- Никому я своим словом не помогу, да и слова-то у меня нет никакого, так, одно лишь барахтание в предложениях. Паршивый журналист из меня вышел, Эско. А тут еще поездка эта. Я когда Ника встретил, первое время не замечал, а после, уже когда я на пост собирался возвращаться, насчет эвакуации разбитой машины просить, мне вдруг Андрюшка так сильно вспомнился. Ник на Андрея совсем не похож, не подумай. Андрюшка, он был светловолосый, и лицо круглое, а Ник совсем не такой. А чем-то все же похожи. Внутренним одиночеством, что ли, - беспомощно сказал Константин. - Вот у Андрея, у него же и родители были, и любили они его, и вообще... а иногда казалось, что он сейчас заплачет. Не от боли, стыда или двойки там. Нет. Вот от одиночества этого. Понимаешь? И у Ника тоже что-то такое есть. Я вижу, а только... ну, чем я помогу. Когда у Андрея так было, я еще сам совсем молодой был, а потом мне казалось, что я по юности своей толком ничего сделать не мог. А вот теперь, на Ника посмотрел, как он в комнате сидел, и ни на мать, ни на отчима своего, референта болтливого, взгляда не поднимал. А только что я могу...
Константин остановился и принялся сильно тереть у переносья. Поднятая ветром пыль с обочины летела в лицо, и теперь запорошенные глаза сильно слезились.
Неслышно за шумом ветра подошедший Эско очень мягко сказал ему:
-- Давай-ка передохнем.
Они сошли с дороги, углубились в реденький соснячок и уселись на влажный мох.
-- Ты это зря: "что я могу, чего я не могу", -- сказал Эско. -- То, что из газеты ушел, правильно. Ничего хорошего там не было и нет. И, кстати, -- он похлопал Константина по плечу, -- не стану я про твой Остров ничего писать. Я же вижу, ты думаешь, что я с тобой только за материалом ходил, чтобы перед шефом козырнуть. Да пошел это шеф к чертовой матери. А ты просто женись на своей Ирэне, тебе же сын нужен. Понял? Чего головой качаешь, что я, не вижу? Андрюшку-то все равно не вернуть. Тебе, конечно, обидно и тяжело, а только есть такой закон больших чисел. И по нему сколько-то мальчишек обязаны умереть, не дожив до шестнадцати. То есть, не обязаны, прости, это уж очень жестоко, но все равно ведь умирают. Потому что закон больших чисел. Столько-то умрут от голода, столько-то от болезней. А сколько-то будут сытно жить, опекаемые большими родителями... или дурно жить, никем не опекаемые вовсе. Закон, Костик, понимаешь, это просто закон такой.
-- Да я-то понимаю.
-- Понимаешь, только все равно про Андрюшку своего вспоминаешь и думаешь, что в чем-то виноват. Непременно ведь так думаешь, и совершенно зря.
-- Возможно, ты и прав, -- вздохнул Константин. -- А за Остров спасибо.
-- Спасибо? Не понимаю, за что.
-- Да все ты понимаешь, -- улыбнулся Константин. -- Только жениться я погожу, боюсь, как бы не пришлось, по твоему примеру, от жены бутылочки прятать.
-- Какие бутылочки?
-- Маленькие такие, плоские.
-- Болван!
-- Сам-то...

Отыскать поваленную ограду им не удалось. То ли отклонились в сторону, то ли охрана поста повреждение уже обнаружила и устранила. Пришлось воспользоваться тем же приемом. Раскачали слабо вбитый деревянный столб, обрушили переплетения проволоки на влажную от вечерней сырости траву, перебрались. Оказавшись снаружи Острова, Константин ощутил внезапный приступ страха перед возвращением в город. Труднообъяснимое чувство овладело им. Словно впереди ждал не привычный и родной дом, а чужая враждебная земля, где нет места укрыться от тоски и нельзя найти уединения. Далось мне это уединение, сердито подумал Константин. Сперва тогда, после аварии на шоссе, появились такие мысли, теперь вновь. Несуразица какая, рано мне думать об уединении. Работу надо искать, я же теперь безработный. С Ирэной поговорить давно пора, пусть переезжает ко мне, зачем ей с матерью ютиться в маленькой квартире. К отцу съездить нужно. Полно дел, какое уединение. К старости об этом поразмыслю, а пока рано.
Но возникший страх не проходил. Впереди ждал город, с его заторами, со зданием редакции совсем рядом с домом, с ровными плитками тротуаров, с подстриженными кустами, с аккуратными лужайками, со старыми парками. Город, где он родился. Должно быть, он любил этот город. Любить город всегда было очень просто, эта любовь не требовала ни напряжения чувств, ни даже мыслей. Она как бы подразумевалась. Город, где родился. Вырос. Встретил первые несчастья и первые радости. Крыши под красной черепицей. Металлические острые скаты крыш. Деревянная кровля старых музейных кварталов. Два клена во дворе. Киоск, торгующий лимонадом. Чуть покосившаяся вывеска. Школа. Дом, где жил Андрюшка. Город.
Город.
Можно любить свой дом. Он способен уместиться в памяти целиком. Улицу... уже сложнее. Но как полюбить город, в котором проживи хоть сто лет, нельзя узнать всех закоулков и аллей. А когда чего-то не знаешь, начинаешь фантазировать, додумывать. И появляются в городе водонапорные башни, которые, вероятно, видел когда-то в столице. Появляются стены бастионов, о которых слышал от родителей. Появляется... фантом. Полупридуманный город, который любишь, но которого, в сущности, нет.
Это было неожиданное понимание. И горькое. Константин вдруг подумал, что он совсем не хочет возвращаться домой. Будущее показалось ему бессмысленным, полным похожих друг на друга дней по низким небом города, где почти нет запахов, кроме неистребимой вони бензина и свежей краски. Дни с одинаковыми запахами, цветами, чувствами. С однообразными машинами, серыми полосами асфальта, скрипом дверей. Прожить годы в глухомани, в лесу, я бы не смог, подумал Константин. Но город... он слишком жесток и слишком любит нивелировать людей. Сводить их к общему, уравновешенному стандарту. Лучше всего остаться т ам, где люди когда-то жили, но давно покинули эти места. К сожалению, пустых городов на свете почти нет, или они превратились в памятники самим себе. Но есть электростанции. Построенные давно и ставшие развалинами. Возможно, есть что-то еще.

Пикап Эско дожидался их там, где они его оставили. Было уже поздно, и в город они вернулись лишь к полуночи. В городе тоже был сильный ветер, под его порывами качались и иногда на мгновение меркли уличные фонари. У самого дома Константин заметил, что киоска, торговавшего лимонадом, нет на месте. Там была разбита клумба, и высокие цветы, неузнаваемые в темноте, качались из стороны в сторону. Киоск, видимо, убрали уже давно, и Константин с замиранием понял, что мог не заметить этого еще год или даже много лет. Город лишил меня зрения, со смятением подумал он. И, боюсь, не только его.
Потом он попрощался с Эско и вошел в свой подъезд. Сквозь закрывающуюся дверь ветром внесло скомканную газету.