Полигон зарос низенькими елочками, едва в рост человека. А другие растения на песчаных холмах Полигона не прижились. Лишь по краю сквозь песок пробивались тонкие травинки. Константин уселся на песок под тенью елочки. Поднял голову. Слабый ветерок осторожно пробежался по коже лица, словно чья-то ласковая рука погладила по щекам. Высоко над холмами тихо проплывали белые груды облаков. Белое на голубом над желто-зеленым Полигоном. Константин опрокинулся на спину, счастливо улыбнулся. Он вряд ли мог бы передать словами свои чувства. Свобода, пожалуй, подумал он. Свобода, спокойствие, легкость. Почти, как в детстве, усмехнулся Константин. Не в моем детстве, и вообще не в чьем-то, а в неком периоде, когда волнуют вот такие простые вещи: небо, трава, темно-зеленые иглы елей. Когда хочется вдохнуть все окружающее в себя, задержать дыхание и держать, держать, не отпускать, не терять этого громадного живого мира, чтобы ветер шевелил волосы на затылке, чтобы пекло сквозь рубашку солнце. И чтобы не было спешки, нервной суеты, болезненного желания избавиться от самого себя, опротивевшего, утонувшего в повседневности, в мелких обязательных делах и вещах. Ведь и я был таким, как Ник. Мог бежать по этому песку, задевая короткими рукавами футболки ветви деревьев.
Идеализируешь ведь, ехидно сказал сам себе Константин. Причем здесь детство? Такая же точно жизнь, такие же горести, только на чуть ином уровне. Вот возьми и вспомни сейчас хоть один день из своего детства, когда бы ты не боялся... дурной отметки, одноклассников, наказания за позднее возвращение домой... попасть под машину, потерять родителей, оказаться глупцом в глазах дворовых приятелей. Это ведь только кажется, что все было легко и бездумно светло.
Идеализирую, легко согласился Константин. Придумываю счастье, которого не было. Но так ведь хочется думать, что была и бездумность, и легкость, и простор. А в самом деле, скорей всего, был пыльный двор, крикливые старухи на скамейках, готовые по-детски жестоко осмеять и унизить приятели, маленькая тесная квартира, где по вечерам ругались родители. Но, если я не могу вспомнить _свое_ ласковое детство, то ведь придумать _чье-то_ чужое я в праве? Пусть и мало похожее на правду, пусть и слишком яркими красками нарисованное, но уж лучше красивая сказка, чем достоверные злость, страх, ненависть. Хоть на час, хоть на минуту дайте мне поверить, что дети доверчивы и ласковы, что родители полны любви, что город, в котором вырос, сияет под солнцем белизной и пахнет мороженым, что правда не в колючей проволоке и взведенных курках, а в сидящем на нагретом солнцем камне мальчишке. Дайте поверить, последнюю надежду не отбирайте, ведь я так мало прошу. Лишь на мгновение.
Просто я уже так устал от того, что каждый вечер возвращается ветер на круги своя. На мгновение поверить, а потом я готов вновь вернуться к вам и расстреливать из лучеметов десятки врагов, рубить подростков деревянными мечами и стрелять в детей спресованными отходами с трогательными белыми метками. Я готов, что таить греха. На этом взращен, этим вскормлен. Куда же мне от вас, ведь у меня тоже есть естественные человеческие потребности: грызть, давить, жадно внимать дикторам с экранов. Молиться богам, когда плохо и поносить этих же богов, когда все благополучно. Я тоже хочу быть правым, и защищать свою правду. Это же так естественно. Но только дайте мне минуту, чтобы передохнуть.

На Полигон Константина привел, конечно, Ник. Они вышли из деревни рано утром, чтобы успеть добраться до полуденной жары. Полигон действительно раньше был танковым полигоном. Здесь проводились учебные стрельбы, и даже теперь под елочками можно было найти полузасыпанные песком гильзы и деревянные патронные ящики. С запада полигон полукругом обступали заросшие ольхой наблюдательные вышки из белого кирпича, какие-то бетонные укрепления, заброшенные огневые точки, а к востоку холмистые просторы Полигона уходили к низине, где в зарослях высокой травы текла речушка. Над водой кружила мошкара, изредка квакали разморенные лягушки. Впрочем, к реке Константин и Ник добрались уже только к вечеру. Сперва они расположились возле одной из вышек, развели костерок, слегка перекусили. Ник убежал обследовать окрестности. Я здесь только два раза был, сказал он, а тут столько всякого...
-- Смотри, не свались куда-нибудь, -- попросил Константин.
-- Не-е... -- ответил Ник и пообещал: -- А если свалюсь... вдруг... то я тебя позову.
-- Угу, -- саркастически усмехнулся Константин и отвалился спиной в траву. Ему хотелось подремать в тенечке. Ник постоял рядом, оценивающе оглядел ближайшие строения и направился к одноэтажному кирпичному зданию без крыши.
-- Поосторожней, -- крикнул ему вслед Константин и прикрыл глаза.
-- Ладно, -- уже издалека отозвался Ник.
Пока Ник самозабвенно исследовал останки сооружений из белого нагретого солнцем кирпича, Константин спокойно и даже лениво думал о своем будущем. Без работы, без жилья в городе, незаконно пребывающий на территории Острова, Константин был, казалось, человеком без перспектив. Но, как ни странно, это его заботило мало. Вот уже третий месяц, после нелегального переезда в деревню к Ольге и Нику, Константин находился в состоянии тихой безмятежности и счастья. Все, что было до Острова - ссоры с Ирэной, шумной увольнение с работы за прогулы и прочие грехи, продажа квартиры -- покрылось толстой коркой забвения, и вспоминалось как чужая жизнь; может быть, даже и из какого-нибудь фильма, дешевого сериала. Настоящее началось лишь здесь, на Острове.
Каждый день тут был наполнен смыслом и неприметной на первый взгляд радостью. Старик-сосед, тюкающий топориком березовые дрова, теплые губы Ольги, пронзительно яркие закаты, даже случавшиеся порой тревоги радовали и волновали Константина. Иногда он просыпался затемно и, слушая дыхание Ольги, смятенно думал -- не в раю ли он оказался? не снится ли ему все? Удивляла Константина и пробудившаяся с переездом на Остров острота чувстсв. Он уже и позабыл, что утренний воздух может так дразнить дыхание, а самая обычная трава может быть такой мягкой и ласково прохладной на ошупь. С изумлением прозревшего слепого смотрел Константин на свой Остров и каждый день дарил ему новые радости.
Даже господин референт Романов оказался вдруг не тоскливоым занудой, а вполне нормальным мужиком. Они сразу поговорили начистоту и Александр Владимирович Романов, вздохнув, сказал Константину:
-- Ну, что ж, живите, раз так...
Никаких ссор, от которых так устал Константин в городе, не было. Романов собрал вещи и переселился на другой край деревни. Пару раз заходил, они даже как-то под настроение выпили самогонки, а спустя месяц Александр Владимирович уехал в город. Ник был счастлив, своего приемного папашу он сильно недолюбливал, хотя и без особых на то причин.
Впрочем, изредка Константина словно окатывало холодной волной. Вот как несколько минут назад, когда от внезапной тоски он готов был закричать. Ни понять, ни объяснить этих приступов Константин не мог. К счастью, случались они все реже, но даже вспоминать о них не хотелось.

Константин приподнялся на локте, обернулся. Ник был неподалеку, сидел на корточках возле груды битого кирпича и что-то в ней исследовал. Вообще, Константин заметил, что мальчик старается без необходимости не уходить от него за пределы прямой видимости. Не только здесь, на Полигоне, а даже в деревне, возле дома. Или на заброшенной электростанции, куда они изредка наведывались, как на загородную дачу. Это слегка удивляло Константина. Своей необъяснимостью. Не похоже, чтобы Ник чего-то боялся, он был мальчишка вполне самостоятельный и смелый, а настоящих опасностей до сих пор на Острове не встречалось, так, одни стариковские басни. И липучкой Ник не был, для своих лет прекрасно чувствовал грань, когда нужно дать человеку побыть одному, не навязывать разговоров. Но что-то все же держало его все время вблизи Константина, невидимая тонкая ниточка: то ли детской привязанности, то ли каких-то опасений, то ли еще чего, непонятного.
А еще порой казалось, что мальчик наблюдает за ним. Доверчиво, но чуть настороженно.

Оказалось, что Константин все же задремал. Ему казалось, что он просто лежал, глядя на проплывающие в высоком небе облака. Но вышло, что его все же сморило и несколько минут Константин спал.
Очнулся он от теплого дыхания, коснувшегося щеки. Открыл глаза. Совсем рядом, под боком, тихонько посапывая, пристроился Ник. Их взгляды встретились. Когда вот, в упор, смотришь человеку в глаза, нужно, чтобы человек был другом. Иначе накатывает неловкость, хочется отодвинуться, отвести взгляд.
Ник не отвел. Он смотрел внимательно, спокойно, но Константину на миг показалось, что вот=вот налетит ураган, страшная безжалостная буря, подхватит их, разметет по миру и никогда больше не доведется им встретиться.
-- Что-нибудь случилось? -- осторожно спросил Константин.
Ник улыбнулся, покачал головой. Выглядело это забавно, потому что правой щекой мальчик устроился на собственной ладони, но тревога у Константина не пропала.
-- Ты же хотел все здесь исследовать... -- полувопросительно сказал он.
-- Да, -- ответил Ник. -- Но я уже посмотрел все, что хотел.
-- Клада со старинными монетами нет? -- улыбнулся Константин. -- Может быть, подземный ход?
Ник вновь отрицательно качнул головой.
-- Нет, -- сказал он, -- подземного хода здесь нет. Но я тебе хочу одно место показать.
Константин, преодолевая ленивую разнеженность в теле, поднялся на ноги.
-- Что ж, пойдем, покажешь.
Ник вел неожиданно долго. Как он мог за полчаса забраться в такую даль, подумал Константин. Или он не сегодня сделал то открытие, которым со мной хочет поделиться?
Они миновали несколько полузасыпанных песком траншей, по краям которых валялись рассохшиеся деревянные ящики. Прошли круглую проплешину, усыпанную битым белым кирпичом. На проплешине ничего не росло, даже вездесущие елочки, обступив кирпичную поляну кругом, избегали этого пространства. Кирпичная крошка под ногами противно скрипела и слепила глаза. Надо было обойти эту белую лысину стороной, с раздражением подумал Константин.
Постепенно земля стала понижаться, сперва чуть заметно, потом уклон сделался хорошо заметным. Поверх елочных верхушек стал виден далекий лес. Среди яркого светлого дня он чернел в нескольких километрах впереди, как вражеское укрепление.
-- Нам туда, -- сказал Ник, махнув рукой в сторону леса.
Не сегодня, окончательно понял Константин, ох, не сегодня он был в этом лесу. И неспроста он хотел меня привести на Полигон, не просто же понежиться на солнышке мы сюда шли. Подмывало спросить о цели путешествия, но Константин сдерживался. Скоро и так все узнаю, успокаивал он себя, незаметно наблюдая за Ником, пытаясь по настроению мальчика судить о том, что ждет их в конце пути. Ник шел ровно, на Константина оглядывался нечасто. Он не улыбался, но и хмурости в его глазах Константин не замечал.
Один раз они остановились. Ник выбросил вперед руку, указывая куда-то влево и вверх. Константин стремительно обернулся, одновременно соображая, где бы схватить дубину поувесистей, на случай, если... Впрочем, напрасно. Там, куда указывал Ник, в полукилометре на неподвижными верхушками елей висел желтый бесформенный клубок. Издалека он казался даже уместным над этим Полигоном. Опасности в нем Константин не ощутил ни малейшей. Тихо покачиваясь, клубок плавно стал смещаться к лесу. Чем дальше он уходил, тем больше тускнели его неровные бока, и скоро желтый измятый шар растворился на фоне по прежнему безоблачного неба. Отчего-то Константин был уверен, что шар не исчез, а просто стал невидимым.
-- Здесь они часто бывают, -- сказал сбоку Ник.
Константин посмотрел на мальчика. Ник был совершенно спокоен, ни удивления, ни испуга в его глазах по-прежнему не было. Наверное, он ждал вопросов, но жизнь на Острове приучила Константина не удивляться чудесам, и он молчал. Ник повернулся и с прежней скоростью вновь зашагал вперед.
Такие же штуковины я видел, когда мы с Эско были на электростанции, вспомнил Константин. Загадочные, конечно, но безопасные. Ведь мальчик их совсем не пугается, а он сталкивается с ними не впервые.
Возле леса они сделали привал. Напились из фляжки, сжевали по бутерброду. Перед тем, как продолжить путь, Ник сказал, отводя взгляд:
-- Ты только там ничему очень не удивляйся. Вначале покажется очень... -- он запнулся, -- непривычно.
Константину ни слова эти, ни опущенные вниз глаза Ника не понравились. Но он и в этот раз смолчал.

Вблизи лес оказался мрачен. После солнца и простора Полигона под высокими, сырыми на вид деревьми было зябко. Поваленные стволы перегораживали проход, низкие ветви сплетались в немыслимые головоломки, трава цеплялась за штанины. В лесу было много комаров и совсем не было птиц. Ник сперва ориентировался, то поднимая голову к солнцу, то вглядываясь в глубину леса. Потом вел Константина вдоль густо стоящих деревьев, и наконец, присев сперва на корточки и наклонив голову, кажется, нашел известные ему ориентиру. Тогда он взял Константина за рукав и сказал тихо, но очень настойчиво:
-- Ты здесь не отставай. Потеряться можем.
Полчаса они ломились через заграждения из острых ветвей, сквозь едкий на вид подлесок. Константин по сторонам старался не глазеть, но один раз ему показалось, что за скопищем деревьев стоит, опустив длинный ствол, полувросший в землю танк. Может быть, был это всего лишь крупный валун с поваленным деревом, а может и нет -- Полигон все же...
Наконец, Ник остановился, снова взял Константина за руку. Перед ними был странный для середины дня полумрак, вилась над головами мошкара.
-- Сейчас, -- напряженным голосом сказал Ник и потянул Константина за собой.
Они обошли группу невероятно тесно стоявших стволов, и оказались на краю небольшой лужайки. Впрочем, какая там лужайка. Здесь не было ни порхавших бабочек, ни зеленой травы, ни тонкого звона летнего полудня. Стояла чудовищная темнота, словно день уже закончился и наступили сумерки, бурая прелая листва проминалась под ногами, выло комарьё и что-то хрустело сбоку, и солнечные лучи не пробивались сквозь сомкнувшие над черной лужайкой кроны неподвижных деревьев, а впереди, в самой гуще полумрака, толклись какие-то фигуры.
Константин непроизвольно сжал запястье Ника. Под пальцами он почувствовал пульс мальчика, частый и тревожный. Константин осторожно отодвинул Ника за спину, и прошептал:
-- Куда ж ты меня привел-то...
Он вгляделся в тени, двигавшиеся по впереди. Но, нет, на самом деле фигуры не двигались, они появлялись и потом плавно таяли, как давешний желтый клубень над Полигоном, а на их месте возникали новые. Константин сделал несколько осторожных шагов. Глаза привыкли к полумраку и Константин мог различить лица и одежды. Здесь были самые разные люди: молодые и старики, женщины, мужчины, в зиних шубах и легких платьях, в военной форме, в одном нижнем белье. Вот появилась крупная старуха, волосы пучком собраны на затылке, но несколько прядей растрепались, торчат вверх и в стороны. Вот фуражка пограничника, за спиной торчит ствол автомата, высокие самоги наполовину утопают в земле. Вот женщина в легкой курточке, на руках держит младенца. Вот непримечательный мужчина с рюкзаком за плечами. На миг лицо мужчины обратилось к Константину, и Костя непроизвольно подался вперед: лицо этого лесного фантома, этого призрака с бесформенным рюкзаком, было лицом Эско!
Ник дернул Константина назад. Константин опомнился, отступил. Эско уже таял, расворялся, а вместо него выступала сутулая фигура другого актера этого безумного театра теней.
-- Нельзя туда, -- отчаянно зашептал сзади Ник. -- Не ходи туда, нельзя. Не надо туда ходить!
Костя, чтобы успокоить Ника, отодвинулся еще дальше, но Ник продолжал тянуть и шептал, как заведенный:
-- Нельзя туда! Не ходи. Туда нельзя! Куда делось все его сегодняшнее спокойствие и уверенность. На миг Константина озарила ужасная мысль: ему вдруг показалось, что сейчас он обернется к мальчику, а вместо него окажется такое-же бесплотное чудовище, туман вместо плоти, облако испарений, дым зловонных болот, черная ночь ноября. Он в ужасе стал поворачиваться, стремительно теряя самообладание, впадая в панику, но в этот момент взгляд его зацепился за новую фигуру на подмостках театра привидений: на расстоянии десяти шагов, сменяя предыдущего актера, появлялся новый персонаж. В блестящей, как от дождя куртке, среднего роста, сухощавый, с растрепанными волосами. Константин застыл. Всматриваясь в лицо не отбрасывающей тени фигуры, он не желал верить своим глазам. Там, в центре, был он сам!
Спас Константина, конечно, Ник. Не превратился он в фантома, не стал одним клочьев липкого тумана; горячими пальцами он потянул Константина назад, все сильней и сильней, выволакивая его из ужаса, из бездны кошмаров, уводя от толп безмолвных призраков. Сперва медленно, потом быстрее Константин стал пятиться назад, не отрывая взгляда от своего двойника, уже таявшего, как дым над погребальным костром, исчезающего, растворяющегося на фоне черноты безжизненных листьев.
Ник уже ничего не шептал, он тащил за собой Константина, как маленький локомотив, тянул, все быстрей, пока Константин не отвернулся наконец от ужасной поляны. Тогда Ник побежал, и Константин, плохо соображая, бросился за ним, спотыкаясь, падая в скрытые мертвой травой промоины, боясь только одного - потерять из виду маленькую фигурку Ника, отстать, заблудиться в чудовищном лесу.
Когда они выскочили на песок Полигона, солнце уже клонилось к закату. Даже помыслить о том, чтобы ночевать подле этого предательского леса, было невозможно и они бежали, задыхаясь, падая, сдирая ладони о песчинки, бежали до тех пор, пока Ник не повалился под одну из маленьких елочек и не выдавил прерывающимся голосом:
-- Вс-с-ё...
И действительно -- был теплый вечер над Полигоном, оранжевые облака над оставшимся далеко позади лесом, и больше не было никакого ужаса.
-- Ну, и что же это было? - спросил Константин, когда они немного отдышались. Ник пожал плечами. Помолчал. Но все же ответил:
-- Я это называю фотоальбомом.
-- Фотоальбом??
-- Да. Понимаешь, там только те появляются, кто был когда-нибудь на Острове. Вот тебя я там видел, маму, Романова... А из учителей своих, которые у нас в школе, никого. И из города никого, только одного человека, я его потом в нашей деревне встретил. Их там не так много, они потом повторяться начинают... только по разному.
-- Как по разному?
-- Сегодня ты там был так одет, как в тот день, когда... ну, мы познакомились в тот день... после аварии. А в прошлый раз я тебя видел, ты был так одет, как у нас дома одеваешься. И еще...
-- Что?
Ник молчал смущенно.
-- Говори уж.
- Ну, ты голый был, -- неохотно сказал Ник, избегая глаз Константина. -- И не один.
-- М-да... -- от неожиданности Константин осип. -- Л-ладно, бывает.
С кем же это он меня там видел, подумал он. С тем, кто на Острове, других там, на чудовщной лужайке, не бывает. А кто на Острове? Ладно...
-- А ты не боялся туда ходить? -- спросил он, уходя от неловкой темы.
-- В первый раз я случайно попал. Ну, вообще, мы вдвоем туда зашли, с одним пацаном. А потом еще раз сам ходил. Боялся, конечно.
Ник вздохнул.
-- А что случилось бы, не вытащи ты меня? -- спросил Константин. -- Я же туда, к ним чуть не шагнул, а ты меня держал.
-- Туда нельзя, к ним, -- испуганно отозвался Ник. -- Смотреть можно, а подходить нельзя.
-- А что случится? -- глупо спросил Константин.
Ник сердито посмотрел на него. Зашмыгал носом, завертелся.
-- Чего случится -- я не знаю даже, -- наконец ответил он. -- Но только ходить туда нельзя, понимаешь? Это же фотоальбом. Их... ну, то есть нас... сфотографировали как бы. А что будет, если ты попробуешь в альбом с фотографиями влезть?
-- Да как я в него влезу.
-- А сюда-то можно... Только не надо. Костя, я не знаю, чего будет, только никогда-никогда туда больше один не ходи.
-- Да чего я туда пойду, -- успокаивающе отозвался Константин.
А как же ты, мальчик, туда ходил, подумал он. Один. И сидел, смотрел на эти... "фотографии".
-- Себя я там тоже видел... -- внезапно тихим шепотом признался Ник. Так тихо, что Константину даже пришлось придвинуться ближе, чтобы слышать слова Ника. - В первый раз, когда мы вдвоем были, не видел, а во второй долго сидел, смотрел и... себя видел.
Господи, подумал Константин. Когда на меня там, на чертовой этой поляне, мой двойник посмотрел, я же чуть с ума не сошел. А как же Ник? Константин бережно обнял мальчишку за плечи, придвинул к себе. Ник сильно прижался к Константину, и вдруг, крупно вздрагивая, заплакал.
-- Ну, ты что? -- растерянно сказл Константин. -- Это зачем еще? Подумаешь, свою "фотографию" увидел. Нет, страшно, конечно, я понимаю, но ведь вреда-то никакого. Ну, чего ты, маленький мой?
- "Вреда"... -- повторил сквозь слезы Ник. -- Вреда-то нет. А только ты знаешь, каким я себя увидел?
"Ну, ты голый был. И не один", - всплыло в голове у Константина. Вот же проклятое место. Что же он про себя-то увидел, каким была его "фотография"? Он очень осторожно провел ладонью по волосам Ника.
-- Не плачь. Подумаешь, что-то увидел. Это же не по-настоящему. Это же мираж только, дурацкие призраки. Не плачь.
Ник постепенно успокоился, затих. Подкатывали сумерки. Это были добрые теплые сумерки, совсем не похожие на те, что им встретились недавно в лесу. Возвращаться домой было поздно. Мягкий ласковый воздух обволакивал их, над головами, далеко-далеко, засветились первые звездочки. Ник задремал в руках у Константина. Дышал он уже ровно, не вздрагивал. Теплая макушка прижималась к груди Константина, и он осторожно придерживал мальчика ладонями, баюкал его, как совсем маленького. Потом он осторожно положил его на нагретый за день песок, сам устроился рядом и закрыл глаза.
Так они встретили ночь. Тишина Полигона висела над ними тысячекилометровым прозрачным одеялом, безлунное небо засыпали несчислимые звезды. Их незаметный свет дрожал над двумя людьми, над маленьким спящим мальчиком и над бодрствующим мужчиной, берег и охранял их покой; мягкий свет далеких звезд.

Разбудили Константина раскаты грома. Было раннее утро, только начало рассветать, остывшая за ночь земля холодила спину. Константин сел, тряхнул головой, сбрасывая сон. Осмотрелся. Над Полигоном ходил ветер, порывами пригибал к земле елочки. Над головой снова громыхнуло. Сейчас польет, сообразил Константин. Надо бы укрыться, но негде. Он растолкал Ника. Тот сонно жмурился и тер кулаками глаза. Потом вдруг порывисто вскочил, словно собрался бежать. Константин схватил мальчика за куртку.
-- Гроза начинается, -- сказал он Нику. -- Где-нибудь можно здесь спрятаться?
Ник отрицательно покачал головой.
-- Надо в лес бежать, -- решил Константин. -- Под деревьями отсидимся. Собираем вещи. Быстрее.
Ник подхватил свой рюкзачок. Встал перед Константином, немножко покачиваясь. То ли не проснулся еще толком, то ли боится, подумал Константин. Ладно, некогда.
-- Бегом! - скомандовал он.
Они кинулись в сторону леса. Ветер налетал сзади, толкал, обгонял и уносился вперед. Можно было и в поле пересидеть, думал Константин на бегу. Летняя гроза... они обычно короткие. Но мокнуть не хочется... Мальчишка простудится.
В небе вновь загремело. Ника Константин пропустил вперед и теперь бежал, глядя, как из-под кроссовок мальчика взлетают фонтанчики песка. Не отпускает нас Полигон, вдруг подумал Константин. Вчера не ушли и сегодня не уйдем. А почему? Вот, это главный вопрос: почему? Фу-ты, как мысли в голове прыгают... Не сосредоточиться никак. Так все же, почему не отпускает? Остановиться бы, обдумать...
С треском вылетела из-под ноги сухая доска от разбитого снарядного ящика. Константин запнулся, взмахнул руками и лицом вперед полетел в песок. В последний миг успел сгруппироваться, вывернулся, и грянулся на землю левым плечом. По затылку шлепнул полупустой рюкзак. Ник услышал, затормозил, развернулся к Константину.
-- Нормально... -- сказал ему Константин. -- Навернулся, бывает.
Сел, оперся о левую руку. Было слегка больно: видимо, отшиб о слежавшийся песок локоть.
-- Ерунда, -- заверил Константин Ника. -- Давай дальше.
В этот момент полетели первые капли.
-- Подожди, -- сказал Ник, перекрывая шум ветра, -- все равно до леса не успеем. -- Успеем, -- упрямо ответил Константин. -- Какого черта...
Он вновь побежал, не давая мальчишке времени на спор. Бежать было гораздо легче, чем вчера вечером. К лесу Полигон полого опускался, и они скатывались под гору, как два перекати-поля. Ветер последний раз толкнул в спины и утих. Ох, сейчас и ливанёт, подумал Константин. Но кромка леса была уже совсем близко и от этого было легче бежать.
Под первые деревья Константин влетел запыхавшийся, но довольный. Успели все же, хотел он сказать Нику, а ты сомневался... Обернулся, но Ника рядом не было. Он остановился метрах в пятнадцати от границы Полигона и леса.
-- Иди сюда, -- заорал Константин.
Ник не пошевелился. Так и остался понуро стоять в нескольких шагах от спасительных деревьев. Дождь затарабанил сильнее.
-- Ну, что ты дуришь! -- крикнул Константин. -- Иди сюда, ведь промокнешь!
Ник не пошевелился. Посмотрел на Константина и вновь опустил голову. Вот упрямец, сердито подумал Константин. И тут хлынуло по настоящему...
Ника моментально скрыло словно водяной стеной. Дождь заревел, заклекотал, яростно обрушиваясь на Полигон. Константин на миг растерялся. Ему приходилось видеть дожди, но такого он не ожидал. Пропало из виду огромное поле Полигона с пригнувшимися елочками. Скрылось небо, земля, лес вокруг потемнел, исчезло все, кроме воды. Зря бежали, прошептал сам себе Константин, от такого никакие деревья не спасут. Он поднял воротник куртки, зябко поежился. Где мальчишка-то? Не видно же ничего. Он шагнул к выходу из леса. Но тут над головой сверкнуло, и тотчас словно над самым затылком взорвалась бомба. Рев, треск, грохот оглушили Констнтина, даже в глазах потемнело. Гром затихал медленно, откатывался назад, подфыркивая и рыча на низких тонах. Вот дела, смятенно подумал Константин. Где же Ник? Ведь не видно ничего, совсем ничего не разглядеть за дождем.
Ник нашел Константина сам. Вынырнул из-за водяной стены, что скрывала все в двух шагах, уткнулся в грудь Константину, дрожа и от холода, и от страха. Константин потянул его за собой, вглубь леса, но мальчишка упирался, что-то неслышно говорил, вскидывая к Константину мокрое лицо.
-- Чего? -- закричал Константин. -- Не слышу я ни слова!
-- Не надо в лес... -- разобрал он наконец. -- В лес ходить не надо.
Ник идти не хотел, повис у Константина на руках, цепляясь носками сырых кроссовок за землю.
-- Я тебя еще волочить на себе должен, -- в сердцах проорал ему на ухо Константин. -- Сам иди. Слышишь?
Над лесом вновь взорвалась бомба. Они оглушенно присели, Ник прижал к ушам ладони. Вот тебе раз, подумал Константин, а ведь молнии вроде и не было.
-- Костя, не пойдем в лес. Дальше в лес не пойдем, ладно? -- кричал Ник.
-- Да почему? Почему, черт возьми? -- надсаживался в ответ Константин.
Они уже вымокли до нитки, никакие деревья не могли спасти от такого ливня, но Константин зачем-то упорно волочил за собой упирающегося Ника. Пока, наконец, мальчик не вырвался и не уселся прямо на мокрую траву. Ладно, сказал Константин. Бог с тобой. И сел рядом.
Вокруг бешено ревел дождь, трещали ломающиеся ветви на головой, но Константину стало на какое-то время все безразлично. Промокли так промокли, думал он, высохнем. Зря только бежали, в лесу-то оно еще и хуже, деревом придавить может. Вот как их дождем лупасит...
За спиной, в глубине леса, он вдруг уловил какой-то звук. Он шел издалека, продирался сквозь избитые дождем деревья, срывал мокрые листья, и вот достиг их прибежища под замшелой сосной. Протяжный глухой вой, стон растревоженного чудовища, которое пришло умирать в середину чащи, но ему не дали умереть, окружили водой и грохотом и оно взъярилось из последних сил, встало на задние лапы и завыло. О господи, подумал Константин. Ник прижался к нему, запрятал лицо под полу Константиновой куртки. Тоскливый вой пронесся над ними, и улетел дальше, затихая за дождем. Словно разбуженный этим звуком, вновь поднялся ветер, прошелся над головами, раскачивая кроны деревьев. Рядом с Константином упала на землю сорванная ветка, подпрыгнула, отпружинив от земли, и затихла. Свободной рукой Константин подтянул ее к себе, ухватил за край. Ник скосил глаза на эти манипуляции, вынул голову из-под куртки и, уткнувшись губами в ухо Константину, зашептал:
-- Когда такая гроза, -- услышал Константин, -- они выходят наружу и бродят. Им наверное страшно... По лесу бродят, а на Полигон не выходят. Зря мы в лес бежали. В такую грозу нельзя...
Константина передернуло.
-- Кто выходит? -- сердито крикнул он. -- Откуда выходят? Ему вдруг стало жутко. Он схватил Ника за подбородок, вскинул его лицо к своему и взглянул в глаза. Зрачки Ника блестели, мокрые волосы прилипли ко лбу, губы кривились. Не в себе мальчишка, решил Константин. Я-то взрослый человек, а и то не по себе от всего этого, а он же ребенок еще. Перепугался до смерти.
Ник вдруг дернулся, вырвался из рук Константина, вскочил, отпрыгнул на несколько шагов.
-- И ты тоже! -- закричал он высоким, на грани срыва, голосом. -- И ты тоже из них, ты меня для этого в лес и тащил.
-- Да ты что... -- растерянно сказал Константин. Сообразил, что мальчик его не слышит и рявкнул во всю глотку: -- Сдурел, что ли! А ну, иди сюда.
-- Ты же сам из них, -- со слезами в голосе прокричал в ответ Ник. -- Ты же сам...
Из глубины леса вновь накатил вой, приблизился, ударил по ушам, так, что засвербило в голове. Посыпались обломанные ветви с ближайших деревьев.
Константин вскочил, сделал шаг к мальчику, но тот сорвал со спины рюкзак и кинул в Константина. Константин уклонился, рывком подался вперед, чтобы схватить Ника. Ник вывернулся, ткнул кулаком в плечо Константина, развернулся и побежал прочь.
-- Стой! -- закричал ему Константин.
В лесу вновь раздался звук, будто гулко хохотал великан.
-- Стой... - сказал Константин.
Но мальчик уже скрылся за дождем.