<<< >>>

Артем ВЕЛКОРД (Tervist)

Неустойчивость. Отрывок из романа.

Глава 3. Часть 1

Луна сегодня над городом была круглая, яркая, карнавально глянцевая. Не люблю лунный свет, есть в нем что-то пронзительно фальшивое, как в электрических свечках. Готов стерпеть, когда этот белый небесный плафон освещает поляну где-нибудь посреди чащобы, или ночной недвижимый пруд с застывшей в безветрии осокой, или необитаемый крохотный островок в океане. Но город -- город с его уличными фонарями, вспышками неоновых реклам, стремительными автомобилями - не создан для лунного света. Солнечные лучи украшают городские улицы, раскрашивают скучноватые стены домов веселыми яркими пятнами, неожиданными бликами отражаются в чисто вымытых стеклах окон. Солнце городу к лицу. Или дождь - тоже по-своему украшает город: недолговечными пузырями в лужах, гудением воды в оцинкованных дождевых трубах, отблесками автомобильных фар в мокром асфальте, затейливым рисунком капель на магазинных витринах. Дождь и почистит, освежит город, и позабавит укрывшихся в кафе горожан картиной панического бегства забывшего зонт соплеменника от струй разыгравшейся стихии.
Да пусть даже туман накроет город! Сколько простора для воображения кроется в белесых клочьях, витающих над улицами. Сколько светлой грусти мелькает в глазах юных поэтов, бродящих по мостовым застигнутого врасплох туманом города. Сколько таинственности приобретают обычно скучные строения и однообразные скверики. Туман по душе любой романтичной натуре, лишь бы он не стоял над городом круглогодично.
Но лунный свет... нет, я не любитель лунного света. Он напоминает мне о давней поре моего детства, когда в спальнях нашего интерната на ночь оставляли включенными блеклые светильники, тусклыми пятнами размазывавшие свет по бесцветным стенам. Странным образом эти источники света только мешали ориентироваться в пространстве, заставляли воспитанника, бредущего беззвучной полночью в отхожее место, натыкаться на оставленные открытыми двери, задевать кровати соседей по спальне и ронять оставленные, вопреки инструкциям, граненые стаканы с одинаковых низких тумбочек.
Решительно не терплю лунного света.
Но сегодня спутник нашей планеты блистал с особой ожесточенностью. Весь город заливала ровная бледная пелена лунного света, скрадывающая цвета, делая неестественно бледными лица припозднившихся прохожих. Я с тоской захлопнул окно, со всевозможной тщательностью задернул шторы и повернулся к моему молчаливому гостю. Чаю ему, что ли, предложить?
Гость сидел в моем кресле, заложив ногу на ногу и уверенно-спокойно разглядывал меня, как будто я был каким-то странным устройством с неизвестным, но любопытным принципом работы. Я отошел от окна, подвинул стул и уселся напротив гостя. Посмотрел ему в глаза отработанным многочисленными тренировками на студентах взглядом. Студентов этот взгляд всегда ставил на место, давал понять, кто есть кто. На гостя он нисколько не подействовал. Впрочем, я и не рассчитывал на легкую победу. Сражение нам предстояло долгое, и взгляды различной степени заученности были далеко не главным калибром в предстоящей битве. Мысленно я пожелал себе отделаться как можно легче, поудобней устроился на жестком сидении стула и произнес:
-- Чем могу служить?
-- Ну, чем вы можете мне служить, любезный Александ Владимирович, - улыбнулся гость. - Не в службу вас прошу, а в дружбу.
-- Допустим, -- осторожно сказал я. В дружбу, видите ли. Нужна мне такая дружба. Гость положил на колени дипломат, щелкнул замочками. Извлек на свет несколько бумаг, выложил их на стол. Затем добавил к бумагам фотографию. Придвинул ее ко мне, приглашающим жестом предложил ознакомиться. Я взял фото. С гладкого снимка на меня смотрел молодой человек. Коротко стриженные темные волосы, серые глаза. Снимок качественный, должно быть, студийный. Я вернул фотографию на стол, вопросительно взглянул на гостя. Пусть он не рассчитывает, что я сам говорить начну. Спросит -- отвечу. А сам -- увольте.
Гость спросил. Взял фотографию, повернул ее оборотной стороной к себе.
-- Вы знаете этого человека?
-- Знаю, -- ответил я неторопливо. Спешить не нужно, следует показать, что я ничуть не опасаюсь отвечать на вопросы. Я честный гражданин, понимаю, что органам нужно помогать, они о нашем благополучии пекутся. Но заискивать перед ними я не стану, пусть поймет. Поэтому отвечать надо не спеша, чуть лениво.
-- Кто это? -- как будто рассеянно поинтересовался гость, поглядывая в сторону. Ну да, знаем мы такую невнимательность. Ишь ты, играет служаку, которому все обрыдло: вопросы, ответы, показания. Мол, положено мне спрашивать, я и спрашиваю.
-- Журналист, -- сказал я. -- На этой фотографии изображен человек, приезжавший в запретную зону, и представившийся журналистом.
-- А имя свое он называл?
-- Константин. Фамилию не знаю, -- я улыбнулся, словно извиняясь. -- Допустим, - гость остался серьезен. - Ознакомьтесь с этим документом, пожалуйста. Я принял из рук гостя несколько сшитых листов. "Свердлов Константин" - значилось на первой странице. Дата рождения, домашний адрес с пометкой красными чернилами "не проживает", список мест работы с припиской "в настоящее время безработный". Семейное положение - холост. Национальность, вероисповедание, партийная принадлежность. Так, так. Я перелистнул страницу. Лист покрывали строки, написанные убористым аккуратным почерком.
"Дата первого прибытия на территорию запретной зоны -- ***. Основание -- разрешение Департамента безопасности на рабочую поездку работника средств массовой информации. Срок прибывания -- более суток. Способ прибытия -- личный автотранстпорт, автомобиль модели ***, гос. номерной знак -- ***. Способ убытия -- пеший."
Далее шло описание автомобильной аварии. Интересно, зачем вымараны дата прибытия и технические данные автомобиля? Буквы и цифры были не только замазаны белой краской, но и тщательно забиты звездочками. Похоже, не меньше трех раз простучали на печатной машинке.
Я перелистнул страницу. Второе прибытие. Нелегальное проникновение. Спутник -- Эско Тентунен. Странная фамилия, иностранец, что ли? Ну да, шпион. Чушь! Кстати, я его помню, они тогда вдвоем заявились, без спросу переночевали на электростанции. Ольга, помнится, заступалась, дескать, ничего страшного - перночевали и переночевали, от нас не убудет. Как же! Теперь вот сиди, отвечай на вопросы.
Третье прибытие. Тоже нелегальное, срок нахождения на территории запретной зоны около трех месяцев. Это я знаю, тогда он у Ольги остался жить. Я поморщился. Неприятно, когда тебя женщина выгоняет. Ну да ладно, сама, небось, теперь жалеет, с журналюгой-то ничего у них не вышло, сбежал.
Еще одна страница. Короткая запись: "Местонахождение неизвестно".
-- И чем я могу помочь? - осторожно поинтересовался я, возвращая документ.
Гость молча подал мне следующий.
"Малаев Николай". Год рождения, национальность... Понятно, сын Ольги. Я просмотел записи. В самом конце -- знакомая фраза. "Местонахождение неизвестно".
-- Чем могу помочь? - повторил я.
-- Мне бы хотелось узнать, где находятся Константин Свердлов и Коля Малаев, -- спокойно сказал гость. -- Надеюсь, вы мне поможете.
-- Увы, - я развел руками. Николая я не видел с прошлого года. Константина, кажется, встречал в городе зимой. Но мы не разговаривали.
Гость аккуратно сложил бумаги в дипломат, неофициально вздохнул.
-- Ну что ж, если вам станет что-то известно... -- он протянул мне визитку. Я кивнул головой, убрал картонный прямоугольник в карман.
Мы поднялись. Гость прошел в коридор, неторопливо попрощался и ушел.
Я вернулся в комнату. Ощущение какой-то неправильности не оставляло меня. Что-то в этом визите было странное. Более всего он напоминал осторожное прощупывание. И -- время. С каких это пор из органов приходят в час ночи? Не арестовывать приходят, а вот так посидеть, задать пяток малозначащих вопросов, дать почитать франменты дела. Странно, пугающе странно. Я честно признался себе -- визит этот меня напугал. Пусть и вины за мной никакой нет, в запретной зоне я был по разрешению, куда не положено не лез. Видимо, именно ночное время, выбранное гостем, и озадачивало меня. Впрочем, подумал я, пора уже и спать. Завтра подумаем. Я неторопливо разделся, потушил свет и лег. Сквозь штору все-таки пробивался ненавистный лунный свет. Я сердито отвернулся к стене и вскоре уснул.
Разбудил меня длинный звонок в дверь. Я поднялся, оправил пижаму. Машинально взглянул на часы. Часы у меня знатные. Напольные, в корпусе красного дерева, с длинными серебреными цепями и гирями в виде львиных голов. Резные стрелки ходят по золоченым римским цифрам. Каждый час механизм издает мелодичный звон и бьет положенное количество раз. Знаменитые часы, наследство, большие суммы предлагали мне за них. Отказался, конечно.
Так вот, на часах было половина шестого. Кто это в такую рань? Не надеть ли брюки? Пожалуй, не стоит. Пижама -- вполне объяснимый костюм для того, кто был разбужен невежливым посетителем в такой час.
Я прошел в прихожую, перед дверью пригладил волосы (остатки волос, поправил я себя, не заблуждайся, на голове у тебя лишь остатки былой шевелюры). Откинул цепочку, повернул ключ в замке. На пороге стоял вчерашний гость. Настроение моментально испортилось. Я наклонил голову в приветствии, насколько мог вежливо сказал:
-- Проходите.
Гость улыбнулся. Свеженький, как огурчик. Любопытно, он спал сегодняшней ночью?
-- Прошу меня извинить, Александр Владимирович, -- входя, сказал гость. -- Вы уж не сердитесь, работа такая.
Я посторонился, пропуская его мимо себя. Попытался закрыть дверь, но гость подставил ногу в начищенном до блеска ботинке. Я машинально дернул дверь, пытаясь преодолеть сопротивление.
-- Работа такая, -- извиняющимся тоном повторил гость.
Тотчас в прихожей оказались два молодчика. Оба, как на подбор, высокий, косая, как говорится, сажень в плечах, в одинаковых неприметных костюмах темно-серого колера.
-- Романов Александр Владимирович, -- торжественно произнес гость, убирая ногу от двери. -- Вы арестованы по обвинению в укрывательстве преступника. Пройдемте.
Двое в сером ухватили мне под руки и поволокли на лестничную клетку.
Единственное, на что меня хватило, это на идиотскую фразу:
-- Подождите, позвольте пижамку переодеть.
Но гость не позволил. Меня ловко сволокли по лестнице со второго этажа, вывели из подъезда, проворно затолкали на заднее сидение легкового автомобиля с затемненными стеклами. Ребята в сером сию же секунду уселись по сторонам, больно сдавив меня мощными торсами, на место рядом с водителем споро запрыгнул мой вчерашний гость и машина взяла с места.
-- Вы хоть квартиру заперли? - робко поинтересовался я.
Ответа на это не было, из чего следовало, что квартира мне в ближайшее время, скорей всего, не потребуется.
Я впал в уныние.
Машина неслась по утреннему городу. Водитель, не обращая внимания на разметку, поворачивал из крайнего левого ряда направо, лихо пролетал под запрещающие знаки и вообще пижонил, как мог. Мы мигом промчались через центр города, миновали все повороты к Департаменту, выскочили на шоссе и спустя десяток минут выехали на окраины.
Куда они меня везут? За город... Зачем за город? Спросить? Не ответит. Буду молчать. Глупость какая-то. Нелепый допрос ночью, дурацкий арест с утра пораньше. Какое я имею отношение к этому журналисту? Мы с ним и не разговаривали почти. А что этот, холодный пес, сказал? "Укрывательство преступника". Какого преступника, что за ерунда!
Я задергался, попытался освободиться от сдавливавших меня охранников. Арестовали -- ладно, но унижать-то зачем? А ну, пустите. Сию же секунду левый охранник саданул меня локтем по ребрам, а правый схватил за голову и пригнул меня вниз, так что лицом я уперся в колени.
-- Ведите себя, пожалуйста, спокойно, -- раздался бодрый голос холодного пса.
Посмотрел бы я на тебя, как ты спокойно бы себя вел на моем месте. Сволочи! И ведь как я старался никуда не высовываться, никаких, даже самых незначительных, нарушений не допускать. Даже в запретную зону не по своей воле отправился. Ректор меня вызвал, старая плесень, и в приказном порядке направил. Дескать, наш институт по договоренности с Департаментом должен направить одного сотрудника. Надо было зубами вцепиться: не поеду, и все! А я смалодушничал, ссориться побоялся. Вот, расхлебывай теперь.
Машина остановилась, распахнулись двери с двух сторон. Меня вытащили из машины, закрутили руки за спину и повели к будке у края шоссе. Понятно, в закрытый район везут. Но зачем? Мне стало страшно.
Ночной гость, холодный пес, о чем-то договаривался с офицером на КПП. Один охранник ушел за будку. По нужде, надо полагать. Рвануть, что ли? Оставшийся цербер держал меня за кисти рук некрепко. Резкий прыжок вперед, перескочить через канаву за обочиной, а там лес неподалеку. Ноги у меня крепкие, легкие здоровые, отродясь не курил. Попробовать? Шанс есть, небольшой, но есть. Не станут же они стрелять.
А с другой стороны, побегу я сейчас, и что? Пока хоть есть надежда, что арест -- дурацкая ошибка. Допросят на месте, да и отпустят. А если побегу, потом только хуже будет. Да и куда бежать, где прятаться?
Пока я лихорадочно размышлял, вернулся второй охранник, встал в двух шагах. Ну все, теперь не побежишь. Я расслабился. Будь что будет.
Шлагбаум, перегораживавший дорогу, поднялся, меня усадили в салон легковушки, хлопнули двери и мы двинулись вперед, вглубь территории запретной зоны. К счастью, теперь меня не согнули мордой в колени и я мог видеть дорогу. Ничего, впрочем, интересного не наблюдалось. Запущенное шоссе, чахлые кусты по обеим сторонам. Дальше, за кустами лес - с одной стороны, холмистая равнина -- с другой. Над лесом и равниной медленно шли серые облака, изредка за ними мелькало солнце. Я прикрыл глаза. Тоска. Тоска и неизвестность впереди.

Спустя десять минут машина свернула с шоссе на узкий проселок, понеслась, поднимая пыль, через равнину. В салоне все молчали. Ехали долго. Ощутимо потряхивало на кочках. Наконец, впереди показался лес. Узкие колеи проселка изогнулись, повели вдоль леса. Водитель снизил скорость, принялся что-то высматривать среди деревьев.
-- Здесь, - сказал он вскоре, притормозил и свернул прямо в траву. Подпрыгивая на ухабах, легковушка подкатила к лесу. Двигатель замолк. Меня грубо вытащили на свет божий, подталкивая в спину повели через лес. Впереди, указывая дорогу, бодро вышагивал холодный пес. Иногда он останавливался, вертел головой, словно сверяясь с одному ему известными приметами.
Сказать, что мне стало страшно - это ничего не сказать. Липкий, безысходный, тоскливый страх навалился на меня, неумолимо проник в сердце, побежал по кровеносным сосудам, мутной холодной волной накатывал на голову, аж в ушах звенело. Пристрелят, подумал я. Поставят к дереву, ткнут в затылок воняющий металлом ствол и - поминай как звали. Сволочи! Я дернулся, рванулся. Один охранник безжалостно схватил меня за волосы, дернул голову, другой вывернул руку, так что я согнулся от боли.
-- Давай, давай, -- равнодушно сказал охранник и пихнул меня в спину.
-- Это противозаконно, -- прохрипел я и сам поразился глупости своих слов. Что им закон...
Холодный пес обернулся, внимательно посмотрел мне в глаза. Мне показалось, что взгляд у него был сочувственный.
-- Здесь, -- сообщил он, отворачиваясь от меня. Махнул рукой куда-то вправо, приказал:
-- Тащите его.
Охранники поволокли меня... куда? Сперва я ничего не видел за деревьями, но вскоре стволы расступились, открывая маленькую сумрачную лесную поляну и тогда я увидел. Лучше бы мне закрыть глаза.
Железные лапы охранников потащили меня по влажной траве, все быстрей, почти бегом, туда, в это крутящееся марево, в этот ужас, в дурной мираж, в материализованный бред, и тут я услышал, как прямо над нами безжалостно спокойно раздался голос кукушки. Помимо воли в голове всплыл древний несмешной анекдот, и я прошептал, не в силах оторвать взгляд от того, что ждало меня в пяти шагах, крутилось, плыло, ежесекундно менялось, дурманило:
-- Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?
И тут меня в четыре руки швырнули вперед. Прямо туда, в зыбкий лесной морок.

-- И что теперь, Вадим Эдуардович? -- спросил один из охранников, опасливо отступая с поляны. -- Теперь? -- задумчиво переспросил холодный пес. -- Подождем. Василий, ты сходи к машине. Там в багажнике водка есть и закуска какая-то. Охранник с видимым облегчением ушел. Вадим Эдуардович осторожно присел на траву на краю поляны. Обратился к оставшемуся охраннику:
-- Витя, ты когда-нибудь видел что-то подобное? Вот я никогда. Завораживает, да? И страшно, и тянет туда. Чудовищное место.
Рослый плечистый Витя помотал головой, ушел за спину начальнику, прислонился к замшелой полусохой березе.
-- Что это, Вадим Эдуардович?
Холодный пес несколько секунд вглядывался в калейдоскоп лиц, выплывающих из мутного марева, потом пожал плечом.
-- Ridiculus mus, -- наконец сказал он. -- Смешная мышь. Это латынь, Витя. "Горы томятся родами, и мышь смешная родится".
-- Хороша мышь, -- недоверчиво отозвался охранник.
-- Если бы ты знал, чего мы ожидали, -- Вадим Эдуардович передернул плечами. -- Это действительно мышь... по сравнению с горой.
Несколько минут они молчали. Потом за деревьями, в той стороне, где осталась машина, раздались голоса. Один тонкий, негодующий. Другой басовитый, раздраженный. Второй принадлежал, несомненно, Василию, отправленному за водкой. А вот второй... Вадим Эдуардович повернулся, недоуменно нахмурился.
-- Это еще кто? -- пробормотал он вполголоса.
Василий показался за деревьями. В одной руке он бережно нес бутылку прозрачного стекла и пакет, в котором по выпуклостям можно было угадать помидорчики и крепкие молодые огурцы; другой рукой он крепко держал за воротник джинсовой куртки мальчишку. Мальчик пробовал сопротивляться, но против железной хватки Василия ему делать было нечего и он мелко семенил, загребая кроссовками прошлогодние листья.
-- Пусти, -- зло сказал мальчик. -- Аа-га, -- довольно протянул Вадим Эдуардович,-- вот и наш Николай Малаев. А я тебя там высматриваю, -- он мотнул головой в сторону "фотоальбома".
Василий остановился, осторожно передал бутылку и пакет Вите, поудобнее перехватил мальчишку под локоть.
-- Но-но, -- сказал ему строго. -- Не пробуй вырваться.
-- Да отпусти ты его, -- миролюбиво посоветовал Вадим Эдуардович. -- Все равно ведь не убежит. Правда, Коля? Не убежишь?
Мальчик промолчал, но по его глазам нетрудно было понять, что убежит сию же минуту.
-- Не убежишь, -- уверенно сообщил холодный пес. -- Некуда тебе бежать. Мама твоя из деревни уехала два месяца назад, а ее городского адреса ты не знаешь. Так что присядь, поговорим. Василий, отпусти.
Охранник ослабил хватку. Мальчишка дернулся, освободил воротник от пальцев Василия. Недоверчиво посмотрел на Вадима Эдуардовича. Тот продолжал спокойно сидеть на земле, не опасаясь за свой наглаженный костюм. Улыбнулся мальчику.
Тем временем Витя освободил выгрузил содержимое из пакета, безжалостно разодрал его и превратил в некое подобие скатерти. Пупырчатые огурцы и крутобокие помидоры сложил горкой, присоединил к ним нарезанную тонкими ломтиками ветчину, кучкой насыпал крекеры.
-- Прошу к столу, -- сказал он, не забывая, впрочем, поворачиваться спиной с "фотоальбому".
Вадим Эдуардович придвинулся к угощению, махнул рукой Василию и мальчику.
-- Чего стоите? Присаживайтесь.
Василий сей же момент воспользовался приглашением начальника. Мальчик остался стоять.
-- Водка пока отменяется, - сказал Вадим Эдуардович, ни к кому не обращаясь, и бутылка вмиг исчезла где-то во внутреннем кармане Виктора.
-- Садись, садись, - пробасил Василий, обращаясь к мальчику. Выбрал огурец посочней, любовно подышал на него, откусил половину и аппетитно захрустел, зачавкал. - Садись, поешь. Бегаешь один по лесу, проголодался наверняка, - и пояснил, обращаясь к начальству: -- Возле машины его поймал. Водитель уснул, а этот постреленок в салон хотел забраться.
Вадим Эдуард покивал. Подхватил крекер, ловко накрыл его ветчиной и со вкусом отправил в рот.
Мальчик, словно ожидавший этого момента, резко развернулся и побежал к выходу из леса. Виктор, выронив огурец, вскочил.
-- Стой, -- негромко сказал Вадим Эдуардович. -- Пусть бежит.
Они молча смотрели вслед мальчику. Тот петлял между деревьев. Вот он запнулся, упал, тотчас вскочил и побежал дальше. Вскоре низкие ветви скрыли его из виду.
-- Пусть бежит, -- с непонятной интонацией повторил Вадим Эдуардович и скомандовал: -- Доставай водку.
Приказание было незамедлительно исполнено.
<<< >>>
Уровнем выше Домой

Сайт работает при технической поддержке Sannata.RuTM



Hosted by Compic